ТАТАРИНОВ АЛЕКСЕЙ СЕРГЕЕВИЧ

           Татаринов Алексей Сергеевич - наш отец.

Родился 6 марта 1926 года в Ардатове. Его мать (наша бабушка) Лида воспитывала его практически, одна, т.к. его отец Сергей пил и не участвовал в воспитании сына. Детство прошло в маленьком деревянном домишке с  земляными полами. Учился наверняка хорошо, потому что затем в Авиационном училище в г. Ейске учился только на отлично.

 Когда началась война, отцу нашему было 15 лет. В это время,   в Мордовию были эвакуированы жители Ленинграда. Их расселяли среди местного населения.  По соседству с домом

б. Лиды, поселилась семья Грязновых. Со своим ровесником Игорем Грязновым, Лёшка подружился, как потом оказалось, на всю жизнь. Как и все мальчишки страны, мечтали «пойти в лётчики». И начали осуществлять свою мечту. Как раз в это время по всей стране шёл усиленный набор в лётные школы. Приехали за пополнением и в Ардатов. Многие ребята хотели попасть в эти школы, но был очень строгий отбор по здоровью. Алексей, его новый друг Игорь Грязнов и троюродный брат Колянов Геннадий прошли эту комиссию и поехали в Борисоглебск. Поступили в военную авиационную школу пилотов имени Чкалова.

Из истории Борисоглебского училища:

«В связи с приближением фронта и начавшимися налетами на Борисоглебск поступил приказ командующего ВВС Приволжского военного округа о немедленном перебазировании школы на Урал, в город Троицк. Перебазирование началось 9 июля 1942 года.

С освобождением  зимой 1942-1943 гг. захваченных врагом территорий у борисоглебцев появилась надежда вернуться в свой город.

     С 10 июня по 6 июля из Троицка в Борисоглебск было отправлено 5 летных и 12 железнодорожных составов.

В Борисоглебске школа разместилась на пяти полевых аэродромах.      Возвращались и городские жители. Началось ускоренное строительство объектов школы, восстанавливались дома и старые помещения.

Строительство велось с большим подъемом. Все были рады, что вернулись в родной город».

            Вот  в это время летом 43 года и появились там трое  семнадцатилетних мальчишек из Ардатова. Проучились в Борисоглебске 2 года. Мы ничего не знаем о жизни отца в то время, но понять, как всё присходило, можно из рассказа выпускника Борисоглебской школы пилотов:

    «1942год. В училище первокурсников переодели в военную форму, выдав в качестве обуви ботинки с обмотками. Как же мы с ними намучились, пытаясь одеться и намотать их за те две минуты, что отводились на подъем по тревоге!

И вот 1 апреля, мы в школе и проходим курс молодого бойца, то есть маршируем. Восемьдесят курсантов маршируют по небольшой площадке на окраине Борисоглебска. Задорно звучит любимая авиационная песня:

                         Там, где пехота не пройдет,

                         Где бронепоезд не промчится,

                         Тяжелый танк не проползет,

                         Там пролетит стальная птица.

       Меня возмущали ежедневная строевая подготовка, все эти бесцельные повороты направо, налево, кругом. Так хотелось быстрее начать полеты – ведь для этого все мы и приехали сюда! Но никто не возражал. Мы уже начали становиться военными и привыкали подчиняться.

     Дежурные принесли бачки с пшенной кашей и воблой. Была среда – Ворошиловский день. В этот день курсантам давали только кашу и воблу три раза в день, а на обед еще и гороховый суп. Видимо, это должно было приучать курсантов к тяготам военной службы. Но для большинства из нас, проведших свои юные годы в полуголодном состоянии, воинский паек, даже пшенная каша казались манной небесной.

     Скорее бы окончился вводный курс, обязательные два месяца строевых и уставных занятий, когда из вчерашних мальчишек, поступивших в училище, вышибали расхлябанность, приучали к воинской дисциплине, воспитывали единый коллектив. Процесс этот трудный как для воспитателей, так и для воспитуемых».

По-видимому, тогда и заложились у отца такие качества, как дисциплина, стремление к порядку и ясности, чего он всегда пытался добиться от жены и детей.

  После окончания Борисоглебской школы пилотов, уехали в Ейск. Поступили в Ордена Ленина Военно-Морское Авиационное училище лётчиков им. Сталина. Закончили его в 1949 году. О годах учёбы отца известно очень мало. Отец учился в 6 авиаполку. Шестой полк – морской, выпускал вторых пилотов на американских лодках, на «Каталинах».

Со времен учебы у него осталось множество фотографий, где все они молодые, красивые, счастливые. Существует сайт сайт Ейского училища. evvaul.com.  Там много интересного про их братство. Благодаря выпускникам 49 года, разместившим на сайте свои рассказы об учёбе и жизни в училище, можно представить жизнь отца в Ейске.

                 История Ейского авиаучилища непосредственно связана с историей зарождения морской авиации, с историей отечественного самолётостроения. В июле 1915 года на Гутуевском острове в Петрограде, была открыта первая в России офицерская школа морской авиации. В 1919 году она передислоцировалась в Самару. авиации.

В 1922 году Объединённая школа морской авиации из Самары перебазируется в Севастополь в Круглую бухту. Перебазирование в Килен-бухту, затем в бухту Голландия.  В небе Севастополя стало тесно. Поэтому было приказано перебазировать школу в район Ейска.

 С июля 1931 г. школа обосновалась на Кубани, перешла в подчинение СКВО.

Ейская школа морлётов представляла собой монолитный творческий коллектив, стала широкопрофильным учебным заведением. Здесь готовили лётчиков на самолётах И-15, И-16, СБ, МРБ-2 и других,

20 апреля 1937 года объявляется приказ народного комиссара обороны СССР о преобразовании школы в военно-морское авиационное училище.

В суровые годы Великой Отечественной войны авиаторы училища, как и все советские люди, воспитанные Коммунистической партией в духе беззаветной преданности Родине, не пощадили ни своих сил, ни самой жизни          для победы над немецко-фашистскими захватчиками.

В сентябре 1941 года училище перебазировалось в Моздок.

В августе 1942 года снова переезд. Теперь в село Борское Куйбышевской области.

Враг изгонялся с Советской земли. 11 октября 1943 года училище получило приказ вернуться в Ейск. Здесь были превращены в руины учебный корпус, ангары, Дом Красной Армии и Флота, жилые дома. Нужно было всё восстанавливать. На училище легла ответственность за противовоздушную оборону города. На аэродроме находилось в постоянной готовности звено истребителей. На берегу дежурили пять зенитных батарей. Обслуживали их курсанты. Продолжалась подготовка кадров, своими силами восстанавливали здание штаба, учебно-лётного отдела, кубриков.



Из книги выпускника Ейского училища Марка Эдельштейна «Евангелие от Марка»:

             47-й год.

 Громадное здание училища еще только восстанавливается, но уже построен прекрасный большой стадион, уже действует громадный, как говорили – самый большой в стране, открытый бассейн, наша команда по водному поло – чемпион ВМС и чемпион страны, а ведь в ней играли не механики, не курсанты. И даже не летчики-инструкторы! Во всяком случае, ВМАУ им. Сталина было в то время одним из самых больших, и самых лучших.

 Приехал я в Ейск в начале августа 1947-го года.   Все абитуриенты жили в здании старой бани, недалеко от входа в училище. Все помещения были забиты двух или даже трехъярусными койками. Состав абитуриентов ежедневно менялся. Ежедневно работала мед. комиссия, не прошедшие ее уезжали, и ежедневно приезжали новые.

 А проваливались на комиссии подавляющее большинство. Ежедневно вызывались по списку по 20-25 человек, а успешно проходили комиссию, бывало, пять, а бывало и три человека, а набрать надо было 250-300 курсантов. С первого дня ставили на  довольствие, на трехразовое питание. Все были страшно голодные, и жили от завтрака до обеда, и от обеда до ужина. Время-то было послевоенное, голодное, мало кто ел досыта до приезда сюда. Потом были экзамены. Если память мне не изменяет, то был диктант, письменная математика и,  кажется, физика. Но так как по здоровью народ отбирался с великим трудом, то экзамены были пустой формальностью. И только потом, в процессе занятий обнаруживалось,                

что у некоторых знания были, чуть ли не на уровне трех-четырех классов, эти быстро отсеялись. Принятые перебирались в здание училища, в кубрик, получали рабочую одежду, бескозырку без ленточки,  и рабочие ботинки-гавы (сокращенно от говнодавы), и с утра до вечера вкалывали на строительстве, вернее – на восстановлении родного училища. Потом был месяц карантина и полтора месяца курс молодого матроса, ничем не запомнившиеся: работа на стройке, и строевая подготовка.  А потом, шестого ноября торжественная присяга. Получили полную матросскую форму, блестящие хромовые ботинки, ленточку на бескозырку с надписью – Военно-Морское авиа-училище!  Знай наших!   И переход на курсантскую девятую норму.  Это был очень важный для нас момент! Мы же все были голодные, отощавшие. И – первое увольнение в город, которое все использовали, конечно, для того, чтобы сфотографироваться.

   Да, вот что мне еще запомнилось. В столовой был громадный зал, где питался, в две смены,  весь курсантский состав, но кроме шестого полка. А мы кушали в отдельной комнате, где столы были не на двенадцать человек, как в зале, а на четверых.  На столах белые скатерти, обслуживают нас, курсантов, матросов, официантки!! Мы тогда не задумывались о причинах. Хорошо, и все!   Это уже спустя много лет я задумался об этом.  Думаю, что это дань традиции. Школа морских летчиков, морская авиация начиналась с гидроавиации, как она тогда называлась. А мы, лодочники, были «последними из могикан». Наверно поэтому нас так и баловали».



Морская авиация.

 История её -

страницы пожелтевших документов:

Как сложно проходило

 Становление твоё,

Как много в нём

трагических моментов.

Наш отец познакомился с нашей мамой Волошиной Евгенией Александровной в г. Ейске в 1948 году 7 ноября на танцах в Доме офицеров. Как раз был праздничный вечер курсантов. Наша мама спряталась на последнем ряду, а когда раздвинули стулья для танцев, тут её наш папочка и пригласил. Исторический момент - не было бы его, не было  бы и нас: меня, Иринки, Жени, Миши, Стасика, Леши. И так далее. Когда вышли после танцев в коридор, командир подозвал  отца и спрашивает: «Татаринов, это твоя девушка?» Ему, наверное, завидно стало - мама то наша красивая была. Папа ответил: «Да». «Тогда забирай её на Дальний Восток с собой» Определил. В январе 1949 года отец уехал в отпуск в Ардатов. Приезд трёх молодых офицеров на родину в Ардатов произвёл фурор. Мальчишками уехали из дома много лет назад. По лицу отца на фото во время пребывания в Ардатове можно прочитать все чувства: гордый, уверенный в себе мужчина, который добился всего сам, и которого ждёт блестящее будущее.



У него с мамой ещё ничего не решено было, но любовь была сильной. Он пробыл в Ардатове до 16 февраля 1949года, а затем выехал в часть, т.к. начиналась навигация и нужно было вовремя добраться к месту службы в Софийск – на-Амуре.

        Из Ардатова  он пишет маме письмо.

     «Жека здравствуй! Через пол часа покидаю дом. Ждал твоего письма весь отпуск, вернее остаток его, который провел дома. Но письма, как сама знаешь, не получил……..Уезжаю с тяжёлой душой, Женька, но надеюсь, что это всё искупится. Держи связь с моим домом. Тебе будет писать сестрёнка и мама…..В случае чего приезжай к нам -дорога Харьков -Ардатов, только извести маму. А на самый худой конец потерпи до марта. До свидания. Целую. Лёша».

       Наверное, папа ещё плохо знал нашу маму. В марте она уже была в Ардатове у бабушки Лиды. Жили в их доме. Дом был деревянный, старый с земляным полом. Семья жила бедно. Бедная б. Лида: выхаживала сестёр, своих детей и дочь б. Тоси Римму. И никто ей не помогал, т.к. муж пил. Евгения ждала вызова от отца, общалась с т. Риммой, ходили вместе на танцы. И начала атаковать  отца письмами, она решительно собралась ехать к нему на Дальний Восток.

      А отец прибыл в Совгавань и 5 марта    1949 года получил назначение для дальнейшей службы в Софийск-на-Амуре. В Совгавани жил в гостинице «Золотой клоп», так они её называли.

Из книги Бориса Чигишева «Перелистывая день вчкрашний»:

«18 августа 1947 года. Совгавань.

       Штаб ВВС СТОФ снова перебазировался в Совгавань.                                                Ах,     Совгавань, Совгавань… У нас ходит популярная  байка.      В России    три города связаны с именем мать: Одесса – мама,   Москва – матушка, а Совгавань – туды твою мать!»

Из Совгавани получил направление в в/ч 49370.

В/ч 49370 - это 48 отдельный морской дальнеразведывательный Сахалинский авиационный полк ВВС Северной Тихоокеанской флотилии. С августа 1947г. управление полка, 2-я и 3-я МРАЭ базировались в с. Софийское на Амуре, а 1-я МРАЭ – на Аэр. Бяудэ. На вооружении самолеты "Каталина", а с 1955г. - Бе-6. С 30.04.1956 г. на основании директивы ГШ ВМФ № ОМУ/4/19053 от 17.12.1956г. 48 омдрап был переформирован в 167 отдельную морскую дальнеразведывательную авиационную эскадрилью по штату № 98/409-А, вооруженную самолетами Бе-6, с дислокацией в с. Софийское.

Село небольшое в тайге. Там и родились Тамара с Ириной.



Когда-то село было уездным городом, куда даже входила Хабаровка, а затем Хабаровка превратилась в город Хабаровск, город  Софийск превратился в село. Там мы и родились. Сопки, тайга, мороз. Но летом даже в Амуре купались, потому что было жарко.

15 мая 1949года Евгения получила вызов от Алексея. Добиралась мама до Софийска поездом до Хабаровска 11 дней. От Хабаровска пароходом «Иосиф Сталин» до с. Софийское. А пароход не подходил к пристани, не знаю, была ли она, а от парохода к берегу прокладывали деревянные трапы из досок  и по ним сходили.

Из воспоминаний Тамары: «Когда меня несли на пароход, а сходни качаются, а под низом вода, вот я боялась. До сих пор вспоминаю. А родителям ничего, нормально, они шли на пароход попить пива, а меня, зачем тащили? Сколько я страху натерпелась! Потом ещё страх был, когда перелёты совершали, видимо с пересадками - оставят меня в самолёте, сами выходят, сижу, ни жива, ни мертва, думаю, вдруг не вернутся. Это, наверное, когда в отпуск летали».

Навигация прекращалась по глубокой осени, когда замерзал Амур.

       Мама приехала, а отец был в командировке на аэродроме «Перетычино».  Наверное, она и не предполагала, что это будут постоянные командировки. Судя по письмам отца, он месяцами не бывал дома. Встречали друзья отца: д. Серёжа Ершов и Миша Назаркин. (Назаркин демобилизовался в Павлов Посад. Есть дочь). Мама прибыла, а квартиры не было, не было и комнаты отдельной для них. Ребята освободили одну комнату  в общежитии для летчиков, и она туда поселилась, пока не  прилетел отец. Потом им выделили комнату в доме для семейных. Дом 2 этажа деревянный из брёвен. Комнаты маленькие, отопление печное. Офицеры сами заготавливали дрова.



Снабжение  плохое. Наверное, только военные пайки и спасали. Картошку все сажали, чтоб выжить. Летчики, офицеры, прилетают домой и на посадку картошки. С другой стороны, время было тяжелейшее          послевоенное. Тамара родилась в августе 1950 года. Отца, как всегда, не было. Конечно, они все друг другу помогали. У отца много было друзей, и тогда такой обособленности между людьми, как сейчас, не было.

Отец летал на «Каталинах» и на Бе-6. Из книги Марка Эдельштейна «Евангелие от Марка»:

  « А наши Бе-6, это были чистые лодки. Стояли на берегу, не бетонной площадке, на стояночных шасси.    Перед полетами самолет тягачом подводили к наклонному спуску, и плавно скатывали в воду. Водолазы снимали шасси, на тросах вытаскивали их на берег, а самолет буксирный катер отводил на  от берега , и ставил на бочку.  После полетов все происходило в обратной последовательности.

             Основное отличие в работе между сухопутным самолетом и лодкой было, конечно, для штурмана. Странное, на первый взгляд, утверждение: с чего бы это? Навигационное оборудование, в то время, было на всех машинах одно и тоже, стандартный «джентльменский набор»: какой-то гиромагнитный компас (ДИК, ДГМК, или еще что- то подобное), высотомер, КУС, Гпк-48, бортовой визир, АРК. Так в чем же дело? А в том, что, на БЕ-6 штурман, он же по совместительству и боцман.  У меня в кабине, на правом борту, висел  довольно увесистый якорь со складными лапами и лебедка с тросом. Справа и слева торчали выдвижные кнехты для постановки на бочку, под полом лежал плавучий якорь, это что- то вроде парашюта из толстой парусины с бухтой каната. Длинный складной багор, и матюгальник (эй, вы там, мать вашу…) завершали морское оборудование. Да, еще – бросательный конец: длинный тонкий тросик с грузиком на конце.

       Самое главное, чему  должен был научиться штурман, это постановка самолета на бочку. А это искусство!!!  Бочка  стоит на мертвом якоре. На верхней части ее, над водой,  прикреплен длинный трос с петлей на конце, он болтается где то внизу, в воде. А с какой стороны от бочки его надо искать показывает наклон бочки. Задача командира зайти на бочку строго против ветра, и выключить двигатели на таком расстоянии от бочки, чтобы самолет прошел по инерции мимо бочки на очень малой скорости, и чтобы она проходила по правому борту. А штурман открывает окно, поднимая массивную раму окна снизу вверх на 90 градусов (а окно квадратное, большое, примерно 60х60 см.) и, высунувшись до пояса, с багром в руках, на которых толстые брезентовые рукавицы, ждет. Как только бочка оказывается в пределах досягаемости, хватает трос, подтягивает его к самолету, перехватывает его руками, Оператор (главный штурманский помощник), в этот момент перехватывает у штурмана багор, а штурман, перебирая быстро трос руками, доходит до конца, до петли, и набрасывает ее на заранее выдвинутый кнехт. Все!   Но это только схема. А на практике это не так просто.  Тут командиру и штурману надо учиться, и учиться.

Если заход не точно против ветра, то машину сразу начнет сносить: парусность то громадная.  Или далеко, не дотянешься, или пройдет по левому борту.

Если двигатели выключить позже, чем нужно, то бочка пройдет мимо с такой скоростью, что успеть все сделать, как я рассказывал, невозможно. А если чуть раньше, то бывает: вот она, бочка, еще три метра, метр, полметра, а  самолет остановился, и медленно пошел назад. 

И в любом из этих случаев надо опять запускать двигатели, и делать новый заход. И, бывало, приходилось так заходить по много раз».

Места, куда отец летал в командировку: Совгавань - это у них центр был, там всё начальство было. В Совгавани все экипажи дежурили по графику. Перетычино, Корсаков, Майчатка, Суходол - аэродром в 8 км от Петровки (в/ч42822-С), станция Сохондо. Восемь лет такой жизни нелёгкой.

               Из книги Бориса Чигишева:

«16 апреля 1946 г. в 8 часов 45 минут мы поднялись в                                     воздух и взяли курс на Владивосток. Самолет – американская амфибия («Каталина»), полученный нами от США, – мне хорошо знаком, так как раньше на нем летал и воевал стрелком-радистом. Мой шеф устроился в кабине пилотов, а я уселся под прозрачный колпак на место воздушного стрелка и стал любоваться побережьем Японского моря.

С нами летел пассажиром сухопутный майор, которого я усадил под второй колпак. Присутствие случайного пассажира на борту лишний раз убедило в том, что одно и то же событие и действие порождают часто диаметрально противоположные впечатления и выводы. Полет проходил в привычных для нас условиях: над сопками самолет сильно болтало, мы часто проваливались в воздушные ямы, иногда летели «вслепую», попадая в низкую густую облачность. Но если экипаж и я от этого не страдали, то майор чувствовал себя плохо и со страхом смотрел вокруг. Я надел наушники и подключился к внутренней бортовой связи, то же самое предложил сделать майору. Подслушанный разговор экипажа между собой доконал майора окончательно. А разговор шел о том, как бы не врезаться в сопки или не коснуться поверхности моря, когда мы шли на малой высоте в тумане и т.д. Короче говоря, через шесть часов полета во Владивостоке (а точнее, на военном аэродроме станции Угловая) я из самолета вытаскивал полуживое тело с погонами майора. Когда он пришел в себя, то промолвил: «Да вы  просто г е р о и !». Вот так, в его глазах мы герои, а для нас никакого геройства не было. Это привычная, хотя трудная и рискованная повседневная работа».

      Все, кто его окружали в то время: Леша Мичурин, друг, вместе учились в Ейском училище, Игорь Грязнов - тоже лучший друг, вместе из Ардатова на учёбу пробивались, Миша Назаркин, вместе учились. Лёша Дубских - вместе учились. Это самые лучшие друзья.

Кильдышев, Маркин, Домбровский, Бурмистров - командир экипажа, Мезенцев, Попович, Беседин, - командир экипажа, Митя Беляев - друг, Гена Калянов - в Ейске учились и, как мы недавно узнали, троюродный брат из Ардатова. Федор Васильевич Андреев, Алексей Уваров, Карповы: сын Валера, Люба Карпова, Гена Карпов, жили в доме, комнаты рядом. Борис Гончаров - в Ейске учились вместе, Саша Саватеев, Севка Чернаков, Гундарев, Клочков, Григорян, Короленко, Федя Андреев, Аня Осьмушкина, Гриша Запасный, Шиляков, Надя Басько, Немыкин, Власенко и Фатьянов - вместе учились. Костя Недрищев, Гундарев, Носко.

На танцы ходили, Тамару приспят спиртиком и на танцы. У отца, конечно, книги - хобби было. Это любовь всей его жизни. И нас он приучил. Дарил нам всю жизнь книги. Он же и в училище был отличником, и на службе был отличником боевой и политической подготовки. Книги в 50-60годах вообще были на вес золота, их наверное мало печатали. А вообще у нас в стране дефицит был всего - и одежды и книг и  еды. Так отец даже брал книги из библиотеки и переписывал их целиком, чтоб мы смогли прочитать. Зато сейчас - Интернет, бери, читай всё что хочешь.